Газета "Кифа", №8 за 2010г.

Легкое и скорое признание – это удел всего неглубокого и преходящего

Федякова А.А.

28 августа 2010 года исполняется 70 лет со дня смерти замечательного человека, представителя русской религиозно-философской мысли, верного поборника православной церкви, Тернавцева Валентина Александровича. Его имя сразу всплывает в памяти при упоминании Религиозно-философских собраний в С-Петербурге 1901-1903 гг. Тернавцев был «учредителем» собраний наряду с Д.С. Мережковским, В.В. Розановым, Д.В. Философовым и В.С. Миролюбовым. Именно они встречались с обер-прокурором Святейшего синода Победоносцевым по делу открытия Собраний и посетили Петербургского митрополита Антония. Валентин Александрович Тернавцев стал главной фигурой среди интеллигентов, ревнителей православия на Религиозно-философских собраниях. Не будь его, вряд ли вышло бы что-нибудь из затеи: он один сумел говорить с представителями церкви как свой человек, принадлежащий ей умом и сердцем, и таким же своим казался он и не церковным слушателям, далеко не разделявшим его безоговорочной веры. Он был соединительным звеном между теми и другими, отделёнными друг от друга вековым взаимным непониманием. Председатель Собраний, ректор Духовной Академии, Сергий, епископ Ямбургский так сказал в своём вступительном слове: «Беседа наша серьёзная и строго деловая. Нам тяжело наше разъединение и взаимное непонимание. Нас тяготит сознание всей пагубности этого разъединения и всей нашей ответственности за него. Нам нужен путь к единству, чтобы этим единством нам потом вместе жить и вместе работать на общерусскую пользу»[1].

На  религиозно-философском собрании в Петербурге впервые встретились лицом к лицу представители новой культуры с представителями старого православия, и от этой встречи родились новые темы, образовалась атмосфера религиозных исканий.

На первом заседании Тернавцев выступал с программным докладом «Русская церковь перед великою задачей», который до Собраний «ходил по рукам» под названием «Интеллигенция и Церковь». Этот доклад был и остался как бы краеугольным камнем всех заседаний: к нему всегда возвращались, какая бы ни была очередная тема. На последующих заседаниях Тернавцев выступал с тем же авторитетным воодушевлением, прочел доклады «О свободе совести», «О таинстве брака» и «О догмате и откровении». Собрания имели большой резонанс у общественности. И кто знает, как сложилась бы судьба России, если бы в мае 1903 года Собрания не были закрыты. Ведь только в докладе Тернавцева было столько пророческого: он предсказал «духовный упадок» России и «полное экономическое разорение ее народа», будущие революции и «горечь скитальчества».

Вместе с П.П.Перцовым и Д.С.Мережковским Тернавцев основывает в 1903 г журнал «Новый Путь», в котором начинают печататься «Записки Р.-Ф. собраний»

В 1903 году в письме из Италии Тернавцев пишет: «за эти два года ценою больших усилий мы подвели Русскую Церковь к величайшим задачам, поставили её лицом к лицу с вопросами, которых она на протяжении веков не признавала и к которым сама подойти не умела…

Если бы я ничего в жизни больше не успел сделать, то и того довольно, за эту работу мне проститься многое.

Знайте, что нет области, где бы труднее было прокладывать новую дорогу, как в области религиозно-нравственной.<>Теперь это дело не понимают в Синоде, в обществе, но ведь записки собраний печатают, их поймут другие поколения. Легкое и скорое признание, - это удел всего неглубокого и преходящего».[2]

Нельзя не отметить постоянного участия Тернавцева в обществах и собраниях: тут и сеансы на «Башне» Вячеслава Иванова, благодушные смешанные сборища у Розанова, собрания университетской молодёжи и пр. По признанию самого Тернавцева он имел какое-то предназначение везде, где бы ни появился, подымать движение, спор вокруг вопроса о христианстве. Когда в Петербурге в начале 1900-х годов родилось братство Святого Креста при училище лекарских помощниц, которое в своём уставе ставило одной из целей содействовать распространению религиозно-нравственного просвещения путём учреждения библиотек и устройства соответствующих чтений, то до сентября 1903 года в состав распорядительного комитета братства входил Тернавцев.[3] З.Н.Гиппиус в своих заметках о Петербурге 1904-1905 годов вспоминала о своём присутствии на собрании Тернавцева с пятью-шестью священниками, в маленькой квартирке на Песках, неизвестно чьей, где обсуждалась окончательная редакция «записки» 32-х священников, большинство из которых были участниками Р.-Ф. собраний. Некоторое время Тернавцев сотрудничал с московской рабочей организацией (большевики её окрестили впоследствии «зубатовщиной»), где на заседаниях вместе с несколькими либеральными церковниками присутствовали московские рабочие-делегаты. Даже не обошел своим вниманием деятельность Гапона, который был священником в рабочем квартале Петербурга, за заставой, и там произносил речи-проповеди, собирая огромные толпы слушателей.

 И, конечно, он принимает активное участие в заседаниях Петербургского Религиозно-Философского общества. История ПРФО начинается с тех дней, когда по распоряжению митрополита Антония в апреле 1903 г. была прекращена работа РФС, но проблемы, которые на них обсуждались, остались. Как выразился Аскольдов, «идея РФС носится в воздухе». В 1907 году ПРФО было зарегистрировано. Его учредителями были С.А.Аскольдов, К.М.Агеев, Н.А.Бердяев, Н.О.Лосский, П.Б.Струве, В.А.Тернавцев и другие. На его собраниях выступали крупнейшие философы, богословы, религиозные деятели, политики, журналисты, литераторы «Серебряного века»: Бердяев, Франк, Розанов, Блок, Карташев, Струве, Керенский, Вяч.Иванов. Тернавцев прочитал свой реферат «Империя и Христианство».

В 1909 г. он выступает в Москве на Соловьёвском обществе с рефератом «Церковь и Римская империя»

Когда летом 1918 г. в Ялте образовалась группа лиц, интересующихся религиозно-философскими вопросами, предполагалось преобразовать этот узкий по составу кружок в открытое для публики научное общество. В октябре 1919 года, когда большевики были отброшены Добровольческой армией из Крыма, было образовано Ялтинское религиозно-философское общество. Этому способствовало бегство с севера многих интересных людей. Председателем Общества был избран протоиерей Сергий Щукин, почетным членом – профессор священник Сергий Булгаков, среди учредителей Общества – Тернавцев.

Заседания проходили в мужской гимназии. «Были заседания на разные темы: профессор Цингер читал о проблемах физики, проф. Метальников о своих религиозных исканиях и процессе изучения живых тканей, о. Сергий Булгаков - "На пиру богов", Максимилиан Волошин - стихи о России, Валентин Ал. Тернавцев - об Апокалипсисе, зять Скрябина - Борис Шлецер прочел "Поэму последнего действия" Скрябина, много было и других докладов о религии, о поэзии».[4]

Отметим еще одну сторону деятельности Валентина Александровича. После своего успеха на Р-Ф.С. Тернавцев принимается на службу в Синод на должность младшего секретаря II отделения канцелярии Синода, а с 1906 он  причисляется к канцелярии Обер-прокурора с обязанностями чиновника по особым поручениям по отделу образования. Всё это время он работает над букварем. Училищный Совет при Святейшем Синоде принимает к изданию его учебники «Наша школа. Год первый. Букварь и первое чтение» и «Наша школа. Книга для чтений. Второй год обучения». По этим учебникам учились дети царской России вплоть до революции. Букварь выдержал 12 изданий, а книга для чтений – восемь изданий. Он постоянно совершенствует буквари, в 1910 году к работе над новой редакцией букварей привлекает многих поэтов того времени, например, А.Блока и К.Чуковского. В 1912 году товарищество И.Д.Сытина издает два учебника: «Наука слова. Букварь» и «Наука слова. Первая книга для занятия родным языком». Революция прервала работу Тернавцева над другими учебниками. Это:

• Наша родина. Общее понятие о России: учебное пособие.  62 л.
• Естественная история: учебное пособие. 125 л.
• Русская история, ч.1-2: учебное пособие. 140 л.
• Астрономия: учебное пособие. 85 л.
• География: учебное пособие. 156 л.
• Физика: учебное пособие. 115 л.

Но Советская власть их не жаловала, и они до сих пор лежат в архивах.

В 1997 г. для нужд воскресных школ издательство «Задушевное слово» СПб выпустило книгу Тернавцева «Букварь для совместного обучения письму, церковнославянскому чтению и счету»

Выполняя должность чиновника особых поручений при обер-прокуроре, Тернавцев ездит по стране с инспекцией школ.

«<…> Сижу в монастыре в городе Слободске, куда я приехал сегодня ночью из Вятки лошадьми. Мороз был всего 15°, ветра не было никакого. <…> Я уже беседовал с учительницами: их три, очень толковый народ и симпатичный. Я сразу же вступил с ними в разговор, как преподавать историю, географию, физику, зоологию… Оказывается, что я теперь совершенно в курсе дела и могу руководить учителями. Завтра мы осмотрим занятие в школе, а вечером едем обратно в Вятку и оттуда отправимся в Глодовский уезд, где будем ревизовать инородческие школы. Если позволит время, то я осмотрю школы вотяков и черемисов. Если же нет, то только вотяков, черемисов же буду осматривать в Казанской епархии. 1913г. февраль».[5]

Революция 1917 года застала Тернавцева в Крыму, где он оставался до 1922 г. В письмах оттуда он выражает своё беспокойство о судьбе учебников – «Букварей», как он их называл. Для него очень дорога эта работа: столько лет вложено в неё.

Перебравшись из-за голода из Крыма в Москву в 1922 г., он поселяется на квартире у Новосёлова Михаила Александровича.  Наконец, он получает свои Буквари из Петербурга, критически пересматривает их и даже думает об их издании. Но попадает в поле зрения сотрудников ГПУ во время обыска в июле 1922 г. на квартире Новосёлова. В результате - ссылка в Тобольск, а потом в Сургут. Учебники так и  не были напечатаны.

Талант учителя, которым Тернавцев явно обладал, помогал ему выжить и в условиях ссылки, и  после, когда проживал в Серпухове.

Но самым главным в жизни Тернавцева была работа по толкованию Апокалипсиса святого Иоанна Богослова.

С.Н.Булгаков в письме  к А.С.Глинке еще в 1907 году писал о своём увлечении Тернавцевым, о разговорах с ним об Апокалипсисе и о том, что это очень интересно.

Н.А.Бердяев тоже считал замечательной книгу, которую  Тернавцев писал об Апокалипсисе.

 В Крыму Тернавцев целиком посвятил себя работе над Апокалипсисом. Если в начале работа была в виде «жалких черновых набросков», то к 1922 году «получается нечто изумительное», «сколько силы мысли и глубины и изобразительности тут проявлены».

Ссылка в Сибирь не приостановила работы над Апокалипсисом, она продолжалась и после освобождения, не взирая на безденежье и полуголодное существование.

Некоторое представление об этой работе можно получить из заметок Петра Константиновича Иванова: «…вернувшись в Москву с юга, где он жил во время Врангеля, Тернавцев <…> заканчивал свой двухтомный труд об «Откровении св. Иоанна». Ему было в это время 56 лет, и труд этот был делом всей его жизни, как он мне говорил.<…> Наша дружба началась с того часа, когда Тернавцев прочитал мне несколько страниц из своего труда. В восторге я сказал ему: такого вдохновенного творения, нового для меня во всех смыслах, я еще не читал. И наши встречи начались, и его чтение мне, конечно. Из глубины апокалипсического света и красоты он вызывал образы, и они возникали, сияя жизнью нездешней: «Христос прославленный», - «Святой Иоанн Богослов», - небольшие очерки. Или другое: как бы из мрачных пустынь апокалипсиса рождалась Римская Империя – широкое и далекое земное пространство под низким, удушливым небом. Сосредоточенно и неустанно строились ею по всему миру прекрасные дороги для удобства правления… Скоро по этим дорогам пошли апостолы Христовы…<…>

В Москве для увеличения заработка Тернавцеву его друзья устраивали у частных лиц чтение глав из книги. Всех необычайно умилял и глубоко, радостно волновал большой очерк, называвшийся «Филадельфийская русская церковь». Послания семи церквам Христа прославленного (Откр.2-4) Тернавцев понимал, как первообразы будущих великих церквей. Слова  Христа ангелу каждой древней церкви, определяющие состояние (духовное) церкви, и Его общее заключение об этой церкви давали Тернавцеву материал для изображения соответствующей, по его мнению, будущей великой церкви. Послание Фиатирской церкви (Откр.2, 18-29), например, послужило ему для характеристики католичества. Все очерки чрезвычайно картинны и оригинальны, но, может быть, недостаточно полно представляют церкви. Но «Филадельфийская церковь» - русская, как живая, написана с великим вдохновением. Здесь Тернавцев более, чем убедителен.

Прозорливость Тернавцева в том, что он понял значение слов Христа к этой церкви: «ты немного имеешь силы, но сохранил слово Моё и не отрёкся имени Моего» (Откр.3, 8). Почему Церковь, которая немного имеет силы, удостоена избранничества? «Немного силы» - это прямое указание, на кого падает самая мучительность народно-церковного терпения: не на сильных, прирожденно крепких, и не на святых, ибо для подвигов тоже необходимы силы (как талант для всякого деятеля), а на имеющих мало силы, и чем меньше сил, тем мучительнее терпение (не по мере сил, а всегда сверх сил).

И вот, чтобы понятнее стало такое общенародное терпение – Тернавцев даёт образ терпения в лице самых бессильных: «эти сельские, многосемейные, нищие священники, полупрезираемые среди господ, эти постылые жены, эти забитые дети – нет земной защиты! С чердаков, из подвалов ночью и днем простираются руки к небу…мольба, переходящая в непрекращающийся тихий, жалобный стон по всей земле русской…» (цитата из «Филадельфийской церкви»Тернавцева). Вот что значит: «Ты немного имеешь силы, но сохранил слово Моё и не отрёкся имени Моего» <…> Есть еще одно пророчество о церкви Филадельфийской, о которой упоминает Тернавцев: … «вот Я сделаю то, что те, которые называют себя иудеями, придут и поклонятся перед ногами твоими и познают, что Я любил тебя» (Откр.3, 9).

Здесь следует припомнить слова Тернавцева на докладе в Религ.-Философ. Обществе в 1903 году: «богослову или историку, чтобы почувствовать Бога в истории достаточно подумать об еврействе, о поразительной судьбе его… По пророчеству Апостола оно обратится ко Христу не в смысле отдельных личностей, а как народ… Евреи не обратятся, пока 20 веков горечи, страха, разбитых жизней – пока всему этому не будет дано действительного оправдания. Что примирит их с историей?» <…>

Однажды я спросил, а как же узнать наступление нового? Тернавцев ответил: начнутся харизмы, которые будут возрастать в числе и силе. Если промысел Божий молчал и молчит еще, значит, не наступили сроки». ^[6]

Своё отношение к этой работе Тернавцев выразил так: «Большое дело на мои плечи возложил Господь. Он много мне дал, многое простил, многое наперёд доверил. Если я окажусь не достойным, с меня много иного спросится. Теперь дух мой пламенеет жаждой послужить Его делу». ^[7]

 Сегодня пришло время нам подумать, как вернуть к жизни Толкование, которое пока покоится в виде 1842 архивных листов, на которых от времени уже выцветают чернила рукописных вставок. В наше очень нетворческое время надо радоваться обретению всякого нового дерзновенного толкования писаний Церкви